[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

Смертные слишком много о себе возомнили. Считают, что достигли неимоверных высот в развитии своих технологий и оружия, которым они с удовольствием уничтожают друг друга, продвинулись в изучении различных болезней и сократили смертность среди своих соплеменников, а поэтому теперь совершенно неуязвимы. Вот только все их так называемые "прорывы" не более, чем прихоть различных древних божеств. Люди всегда меня забавляли: во время эпидемий, без разбора выкашивающих не менее трети населения, они были готовы на все, в поисках исцеления, но стоило подсказать им решение проблемы или же подтолкнуть в верном направлении, явившись во снах, мгновенно забывают все обещания, приписывая все достижения себе. Ладно, не все такие, но большинство. Никакой благодарности. Они считают себя вершиной эволюции, лишь потому, что их популяция является самой многочисленной.

Глупые. Слабые. Никчемные. Примитивные. Никто из них не стоит нашего внимания.

И никто из них не заслуживает нашей милости. Мы вполне способны существовать и без их подношений и слепой веры. Гордыня уже однажды погубила их род, погубит и снова. Им уже давно стоит задуматься - природа сама ополчилась против них. Извержения вулканов, стирающие с лица земли и погребающие под тоннами пепла целые города. Цунами, которые буквально стирают привычные границы материков. Землетрясения, в ходе которых с лица земли исчезают кварталы. Их история сохранила наиболее яркие примеры - Атлантида, Помпеи, Александрия. Сколько еще надо, чтобы до них наконец дошло? Они не учатся на ошибках своих предков, забывают древние легенды и сказания, считая их не более чем сказками. И откровенно говоря, такое положение вещей очень выгодно для всех существ, живущих в тени. Смертные слишком скучные и слишком нелепые, чтобы тратить время на войны с ними. Да и к тому же, они являются довольно важным звеном пищевой цени. Ведьмы, вампиры, оборотни и прочие - они зависят от смертных в той или иной степени. Но в любой момент готовы объединиться и изменить положение сил на земле. Возможно, им только необходим толчок в нужном направлении.

Боги готовы закрыть глаза на многие богохульства, которые позволяют себе смертные в последние столетия, в конце концов, в этом есть и доля нашей собственной вины - мы обленились, отошли от дел. Иногда я с ностальгией вспоминаю времена, когда Ра нуждался во мне, чтобы напомнить смертным про нас. И видят все известные боги, я никогда не отлынивала от своих обязанностей. Ведь кровь людей так сладка. В основном боги сторонились меня, лишь немногие находили в себе силы выступать против меня. И лишь единицы могли по-настоящему остановить меня, не боясь последствий. Но я знала, в чем мое предназначение. Защищать Египет всеми силами. Вне зависимости от того, кто мой враг. Времена фараонов давно прошли, но наши святыни все еще нетронуты.

Были. До недавнего времени. Не знаю, кто виновен в том, что внимание археологов сфокусировалось на Египте, возможно, нам стоило обеспечить более серьезную защиту, мне не стоило самой отвлекаться на несущественные мелочи или же стоило изначально размещать наши храмы в более недоступных местах - сделанного не воротишь. Теперь наше существование под угрозой. В руках смертных оказался один из сильнейших артефактов.

Его след привел меня в небольшой городок в, кажется, они называют это Западной Европой. Солнце еще не встало, когда моя нога ступила на эти земли. Глубоко вдыхаю местный воздух, чуть расправляю плечи, выгибаюсь в позвоночнике, чувствуя текущую по венам силу. Близко, я очень близко. Я отстаю буквально на сутки. Поднимаю немигающий взгляд на восходящее светило, обещая Ра, что не подведу его и в этот раз. Я всегда была ему верной. Ногти заостряются в когти, а вместо привычных прежде резцов выдвигаются клыки, я также знаю, что черты моего лица становятся более хищными_ львиными. Слишком давно меня не спускали с цепи - ошибка, фатальная ошибка. Но я быстро ее исправлю. Оглушающе громкий рык будит мирно спящих жителей, и пока они растерянно озираются по сторонам, я атакую, врываясь в ближайшее строение. По любопытному совпадению это оказывается церковь. Лишь одеяние вышедшего мне навстречу человека останавливает меня - я просто вырываю ему сердце. Быстрая, милосердная смерть. Его Бог не обещает ему того же. Как не обещает и покоя после смерти. Осирис уже ждет его - и лишь груз сердца решит, что ждет дальше этого священника. А у меня еще много дел.

Я не знаю жалости, но мне знакомо милосердие. Эти люди не виноваты в том, что натворили их соотечественники, поэтому они не должны страдать. Смерть приходит к ним быстро и практически безболезненно. Я ищу лишь виновных - воров, которые посмели обесчестить власть Египта. Я остановлюсь, как только в моих руках окажется "око Ра". И хотя я сама ношу это гордое звание - существует и вполне реальный артефакт, чья сила невероятна. И должна принадлежать только царской династии. Сейчас очередь Гора владеть им. И я не могу подвести Верховного. Мой путь легко проследить по кровавому следу. Мои прежде белоснежные одежды приобрели алый оттенок, а с губ стекают струйки багровой крови. Меня бы стошнило от запаха гнили, которой смердит кровь неверных, но страсть и желание мести сильнее.

- Мы не... пони.. маем о чем вы, - едва слышно хрипит мужчина, а с его губ срываются кровавые пузырьки. Его легкие наполняются его собственной же кровью из-за переломанных ребер, но он продолжает мне врать. Это видно по его глазам. Когти распарывают его живот, и я откидываю его внутренности назад, стараясь игнорировать появление нового действующего лица. Время Гермес выбрал на удивление неподходящее. Мои глаза застилает только красный, я как никогда близка к цели, так что сейчас совершенно не в состоянии вести с ним великосветские беседы. Надеюсь, что он умеет понимать тонкие намеки, поэтому вновь возвращаю свое внимание одному из воришек, чей запах я учуяла в гробнице. Но он лишь несвязно мычит и слишком сильно дергается, видимо воодушевившись появлением нового действующего лица. Поэтому, прекращая его страдания, я вырываю его сердце из груди и откидываю уже бездыханное тело в сторону, полностью обращая свое внимание на Меркурия, который видимо даже не представляет, насколько не вовремя решил повидаться.

- Гермес, глаза бы мои тебя не видели - голос звучит хрипло и едва слышно, я подношу к губам сердце и обхватываю губами легочную артерию, используя ее как своеобразную трубочку, с интересом наблюдая за манипуляциями с деревом. Все же не лишился чувства самосохранения. Постепенно, гнев и ярость в моей груди утихали. Не буду греха таить, именно таким влиянием на меня обладал этот засранец. Но свою миссию я не забыла, просто решила сделать небольшой перерыв. Им в любом случае от меня не уйти.

- Переходи сразу к делу, сегодня у меня нет времени на твой бессмысленный треп, - негромко рычу, чуть подбрасывая опустошенное сердце на ладони, прежде чем метко запустить его в нагло ухмыляющуюся морду бога воров. Вот знает ведь, что я ненавижу долгие прелюдии, и в принципе, когда меня отвлекают. С удовлетворением отмечаю, что увернуться он не успел. Мелочь, а приятно. А тем временем, из дверей соседнего здания выскочил угловатый паренек, который надеялся избежать предначертанной участи. Через полминуты, я сжимала его шею до хруста, совершенно не поморщившись, продолжая поддерживать вежливый разговор с Гермесом, стараясь не выдавать, что сильнее всего мне сейчас хотелось сжать в ладонях шею бога. Я пропускаю мимо ушей и его нелепые комплименты. Не то место и не то время. Впрочем, у нас никогда не были отношения для подобных слов. Гермес, что-то от меня скрывает. И возможно, боится мне сказать, осталось узнать, что именно. Хотя, откровенно говоря, я догадываюсь. Он ведь в первую очередь бог-гонец. Но все же интересно, как он преподнесет подобную новость.

- Тебе ли не знать, что гонцов с удовольствием убивают, - не сдерживаю негромкого смеха, качая головой, даже не глядя перехватывая мужчину, который предпринял попытку сбежать за моей спиной. Пальцы медленно сжимаются вокруг его шеи, но я уделяю ему не больше внимания, чем докучающей мошке - всем телом повернута к Гермесу. И его слова непомерно веселят меня. Нажимаю чуть сильнее, чтобы мужчина в моих руках потерял сознание, а после приближаюсь ближе к Меркурию - я никогда не видела разницы между ними.

- Хочешь, отправлю тебя к Осирису, чтобы ты передал ему мой привет? А то вдруг он начнет переживать, что его послание не было доставлено, - слегка прищуриваюсь, не сводя взгляда с лица бога, прекрасно осознавая, что он откровенно мне лжет, не отпуская тело смертного в моих руках, после не сдерживая громкого смеха, даже несколько отходя от Гермеса. Мне действительно смешно. Угрожать мне? Серьезно? Да еще и Осириса упоминать. Он кем меня считает?

- А Зевс может гарантировать, что сокровища Египта будут возвращены и не тронуты? Я подчиняюсь только одному богу, - в моем голосе звучит настоящий огонь, когда моя рука насквозь протыкает уже бездыханное тело в моих руках. Он не страдал, как будут страдать его соплеменники, если наши требования не будут удовлетворены. Я вырываю сердце парня, и после бросаю его на пол, негромко рыча. Мы с Гермесом всегда неплохо ладили, но сейчас речь идет о моем родном пантеоне. И я не собираюсь предавать его.

OST: Breaking Benjamin – I Will Not Bow
Существование – изолированный остров.  Балтийское море. 2008 год.

Все вокруг было серым. Кто-то определенно постарался над тем, чтобы ни у кого не возникло желания подобраться к этому острову ближе, чем на пару километров. По сути это была огромная гора по центру, выросшая прямиком из вод Балтийского моря. Если к нему когда-то, кто-то и собирался прокладывать мосты, то на это ушли бы десятки лет. Остров был так удален от прочих мест обитания людей, что его попросту не было видно с другого берега. А всем кто выходил в море, приходилось обнаруживать самую верхушку этого монстра совсем неожиданно для себя на третий или даже четвертый день странствований в водных пространствах, причем непременно в ночное время.  Остров не имел маяка, если такое строение когда-либо и присутствовало на нем, то оно было разрушено очень и очень давно. Но имелась радиовышка, которая время от времени посылала сигналы на ближайшие судна, на повторе требуя разворачиваться назад.  Последний такой сигнал суднам был послан  несколько лет назад, после чего остров по праву стал считаться заброшенным и забытым местом.   Его местоположение и исследования выпали на долю СССР, а позже он был заселен,  не смотря на далеко не южный климат и хорошие условия для проживания.  Все, чем  остров мог к себе привлечь внимание со стороны – угольные ресурсы. Их-то какое-то время и добывали здесь в выстроенных за десятилетия шахтах советские рабочие.   Было время, когда  остров процветал благодаря шахтам, и это не смотря на всю свою изолированность.  Однако уголь имелся в недрах земли данного острова в ограниченном количестве и настал тот день, когда запас угля был полностью исчерпан, а местные жители погрузились в состояние нищеты. 
В 2008 году в качестве контракта, возможность детально исследовать остров  выпадает на долю дядюшки Сэма и его солдат удачи.  В старых бумагах, хранившихся в архивах, сохранились некоторые описания острова, но они слишком неточны и расплывчаты, чтобы полагаясь на них можно было выстроить точный маршрут продвижения.  Общим решением становится выбраться на берег как можно менее заметно и лучшим способом это сделать подойти к острову на расстояние улавливания первого нечеткого сигнала, посланного в последний раз с радиовышки, и уже с борта собственного судна вплавь добираться до суши. Все оборудование, которое могло бы потребоваться в дальнейшем, планировалось скинуть с борта вертолета, что прошелся бы над островом  в час Х.
- Какого хрена?! – Восклицает Финн, первым сбрасывая маску и сдергивая со своей головы сдавливающий ту со всех сторон шлем для дайвинга. Он первый кто выбрался на сушу, словно имел в своей заднице реактивный винт, помогающий ему быстрее преодолевать водные пространства. На самом деле, Финн был тем, кто не очень любил долгие водные прогулки и уж тем более погружения под воду.  Он прикладывает ладонь  козырьком к собственному лбу и щурится, не смотря на то, что здешние места  редко видят солнечные лучи, те просто не могут пробиться сквозь толщу слоистых облаков.  Его восклицание привлекает внимание остальных наемников, что друг за дружкой выбираются на берег, и все они как по команде смотрят в одном направлении, куда указывает Финн.  Все что им удалось за последние двадцать семь минут и тридцать четыре секунды, это добраться в полном составе до берега Существования и выкарабкаться на тот, почти на карачках, чувствуя, как от напряжения болят перетружденные руки и ноги.  При этом  каждый из солдат нашел в себе силы отплеваться  от соленой морской воды и с нескрываемым облегчением стянуть с себя уже ненужное оборудование для подводного дайвинга.  В основном это были маски, боты и перчатки, до костюмов добраться было сложнее, тут требовалась помощь напарника, но все были просто выбиты из сил.  Джейк сбрасывает свою маску в песок вторым. Он первый из оставшихся, кто реагирует на голос Финна и смотрит в направлении, в котором тот указывает.
- НАШЕ ОБОРУДОВАНИЕ! – Секундная заминка, когда Мюллеру дико хочется съязвить и сказать, что Финну не идет роль капитана очевидности, но он не успевает вымолвить не слова, вся ситуация меняется в корне.  Вертолет зависает  в паре километров от берега и точки выхода из воды отряда над островом, чтобы скинуть оборудование, но в его бок врезается выпущенная ракета, а за ней еще одна, разрывая вертушку в клочья.
Финн отскакивает назад, приземляется на задницу, пятится к воде. Мюллер, в прыжке захватив с собой Ванду, уводит ту в сторону и накрывает собственным телом. Что в этот момент происходит с  Полом и Тони, Джейк не имеет ни малейшего понятия, он просто не успевает уследить за каждым шагом своих людей. Какое-то время он без движения лежит поверх Ванды и не шевелится, в движение он приходит лишь тогда, когда последняя осознав, что самолет разлетелся в воздухе на куски, а внутри кабины был Крис отвечающий за оборудование всего отряда, истошно вопит, сталкивая с себя Мюллера.  Тот откатывается в сторону попутно пробурчав:
- Не благодари. – И наконец-то имеет возможность обратить свое внимание на остальных солдат. Желудок сдавливает спазм, дыхание перехватывает  - зрелище, которое разворачивается перед глазами Мюллера невозможно воспринимать как действительность. – Твою мать… - Это невозможно! Они же не просто так назывались солдатами удачи. Вся ирония судьбы заключалась в том, что видел перед собой Джейк.
Пол стоял на коленях, чуть накренившись вперед , но при этом его голова была запрокинута назад. Своими ручищами он обхватывал одну из лопастей ранее принадлежащую сбитому вертолету, теперь же она пробила его насквозь.
- ТВОЮ МАТЬ! – Имя Криса которое выкрикивает Ванда, тонет в том оре, что издает Финн, уведев тоже самое, что увидел чуть раньше Мюллер.
- Стооой! – Призыв Джейка остановиться и не вынимать кусок железа из собственного тела   остается без внимания. Пол погрузившись в состояние шока, а может быть, просто растеряв остатки разумности от боли, расстается с единственным предметом, возможно только благодаря которому все еще дышит и падает замертво на песок, прямиком на собственную кучу внутренностей, что вывалилась из него раньше, он подминает ее под себя.  Серо-золотистый песок жадно впитывает в себя кровь убитого и темнеет вокруг неподвижного тела неравномерным контуром.
- Тони! – Мюллер  делает оборот вокруг собственной оси на все триста шестьдесят градусов в поисках еще одного члена отряда. Тот вскидывает руку вверх, давая понять, что жив. Джейк делает вдох, и шаг за шагом торопливо подбирается к солдату. Лишь на подходе он понимает, что тому тоже перепало от взрыва.
- Какого…? – Мюллер разводит руками в стороны, а затем заводит те за голову, обхватывая ладонями собственный затылок.
- Меня задело. – Хрипит Тони, но Джейк и так это видит, он сбрасывает руки, сжимает те в кулаки, но не знает, что при этом сказать, поэтому молчит и слушает. – На месте Пола должен был быть я. Он… - Тони заходится в кашле и пытается приподнять голову, чтобы увидеть всю масштабность той задницы в которую попал.  – Он оттолкнул меня, но меня кажется, зацепило. Нога, - соотрядовец стонет, как новобранец, впивается своими крючковатыми пальцами в песок, скребет по тому лениво и медленно. – Я ее не чувствую, ниже колена…не чувствую, - последнее повторение перерастает постепенно в бормотание, но где-то на выдохе Тони находит в себе силы не только распахнуть свои покрасневшие и слезящиеся глаза, но и проорать не своим голосом, отчетливо исторгая своим ртом не только мольбу о помощи, но и слюну. – Помоги мне Мюллер!
Джейк качает головой, снова заводит руки за голову, матерится и то делает шаг назад, то подходит ближе к раненому. В конце концов, Мюллер находит в себе силы присесть возле напарника и сдвинуть ткань костюма, в который тот все еще был облачен. Джейк задерживает дыхание, потому что все, что он видит – скверно выглядящая с какой стороны на нее не смотри глубокая рана, из которой торчит раздробленная кость, все это щедро приправлено береговым песком и одному Богу известно, на чем держится одна из частей ноги, все еще считаясь единым целым с другой.
- Срань Господня, Тони, тебе нужна госпитализация.  – Мюллер качает головой и сглатывает вязкую слюну, что наполняет его рот и мешает ему говорить. Вот-вот и его стошнит от обилия увиденного треша.  Напарник заходится смехом и смеется до тех пор, пока не начинает задыхаться и сквозь хрип откашливаться.
- Да? На том куске дерьма, что взлетело на воздух, прихватив с собой на тот свет двух моих людей? На нем ты хочешь меня госпитализировать, Мюллер? Пошел ты! – Кряхтит Пол и зажав в ладони слегка влажный песок, сначала швыряет тот в сидящего рядом Мюллера, а затем начинает на локтях приподниматься, напрягаясь всем телом.  Слишком долго он этот трюк проделывать не может, поэтому отрет то ли от боли, то ли понимания собственной беспомощности и снова падает в песок.
- Ты знаешь, что второй вариант тебе понравится еще меньше чем ожидание. – Заявляет Джейк поднимаясь на ноги.  В отличие от Тони он может это сделать.
- Пристрелить меня решил, сука? - Шипит уже инвалид и снова собирается с силами, чтобы подняться на локтях, возможно даже отползти назад. Мюллер вынимает рывком из своей набедренной кобуры пистолет и взводит курок, наводя тот на лежащего, на песке наемника.
- Ты что творишь? – Подскочивший вовремя Финн, отводит в сторону ударом руку Джейка и гремит выстрел, а пуля, предназначенная Тони, уходит глубоко в песок. – Мы еще можем его спасти!  - Джейк вскидывает пистолет и, злобно сверкая глазами, направляет тот уже на Финна.  – Я прострелю тебе твою тупую башку, если ты еще раз так сделаешь, придурок.  – Обещает Мюллер, но опускает свой пистолет, когда Финн миролюбиво вскидывает обе руки  и отступает назад, показывая, что вступать в схватку с Мюллером он не намерен.
- Он прав. – Ванда, молчавшая все это время, находившаяся где-то на периферии всего происходящего, вдруг вступается за Джейка.  – Одной перевязкой здесь не обойтись, нужна госпитализация, причем срочная. Мы либо идем и ищем, как это сделать, либо… - Ванда не заканчивает своей фразы, но очень красноречиво смотрит на затихшего  Тони. 
Выбор. Опять чертов выбор. И все это на плечах Джейка Мюллера.
- Идем. – Мюллер ставит на предохранитель свой пистолет и отходит от места стычки.
- Не бросайте меня здесь! НЕ БРОСАЙТЕ МЕНЯ! – Выжившие солдаты удачи в составе трех человек удаляются, но через пять шагов их настигают проклятия, оставленного ими позади Тони:
- Мюллееееер! Я выпотрошу тебя! Мюллер!
Джейк резко тормозит и разворачивается в обратном направлении. Попытка Финна его остановить его, заканчивается мощной подачей с локтя в челюсть попытавшемуся. Ванда вскрикивая кидается на помощь заваливающемуся на землю Финну, предпочитая не вставать на пути у Мюллера. Над пляжем вновь гремит выстрел. С этой минуты лоб Тони украшает аккуратная дырка размером в девять миллиметров. Дуло пистолета Джейка дымится, он медленно опускает тот, и его рука вытягивается вдоль тела.
Не проще ли было промолчать, старик? – Вопрошает хладнокровный и безразличный взгляд Мюллера, что скользит вдоль больше неподвижного тела.  Где-то совсем близко, за спиной сопит Финн. Джейк оглядывается и видит удручающую картину – Финн повиснув на плече у согнувшись почти пополам Ванды, прихрамывая, направляется к нему, зажимая собственный нос пальцами, по которым струится кровь, часть крови уже размазана по лицу. 
- Умойся, - бросает через плечо своему напарнику Мюллер, пряча свой пистолет в кобуру, но даже не смотрит в его сторону.  – Мы выдвигаемся по прежним координатам, к месту сброса груза. Возможно, что-то уцелело. Возможно, мы что-то проясним, прибыв туда.
- Что ты хочешь выяснить? – помогая Финну сесть на песок, интересуется Ванда и ее голос звенит от напряжения. Она не из числа тех, кто хочет двигаться в обозначенном направлении.
- Кому вместо нас улыбнулась удача и, каким образом мы умудрились потерять половину своей команды, только ступив на остров.
- Это твой выбор?  - усмехается Ванда.
- Это наш выбор. – Отвечает ей Джейк.
Женщина качает головой и трет своими ладонями и без того перепачканное лицо.
- Нет, Джейк. Это твой выбор.

Я никогда не стремилась к власти и откровенно тяготилась тяжестью короны и холодом трона. Тем не менее, я не жалею о времени, которое мы с Александром потратили, чтобы сделать Равку сильной, независимой и безопасной для всех — неважно, гриша ты или отказник. Это было сложно, это было долго. Мы не раз спорили, пока не достигли компромисса. И только когда мы убедились, что страна в надежных руках, мы исчезли, оставив на троне наследника Ланцовых. Прощаться с Николаем было невыразимо сложно, я прорыдала на груди Дарклинга практически целые сутки, не в силах смириться с утратой. Потом, один за другим, ушли Давид, Толя, Тамара, Женя, и наконец, закрылись глаза сильнейшей из них, Зои. У меня кончились слезы, но Александр всегда был рядом, всегда крепко обнимал, позволяя мне мочить и портить его кафтан/рубашку моими слезами. Весь мой мир обращался в пепел, все любимые мне люди умирали, но он неизменно был рядом. Мы замерли во времени, не менялись, неразрывно связанные. Святые прокляли нас бессмертием. Но все же, мне было невыносимо оставаться на одном месте. Я сбегала, не раз, не два и даже не три. Не от него сбегала, я бежала от себя, от своих мыслей, от своих страхов. От воспоминаний, которые все еще ранили мое сердце. Не представляю, как Александр пережил это в одиночестве. Я, наверное, не смогла бы. Создавала новые личности, новые знакомства, но никого не подпускала близко — я боялась потерять свою человечность из-за одиночества и в то же время не желала ни к кому привязываться. У меня был он. И никто никогда не отнимет его у меня.

Я знала, что рано или поздно, он найдет меня. В конце концов, мы оба не могли долгое время существовать друг без друга. Только он один на этом свете мог понять меня. Только он один никогда не боялся меня и моих сил. В этот раз он позволил мне наслаждаться "свободой" непозволительно долгое время. По правде говоря, еще каких-то полгода, и я вернулась бы сама, перешагнув через свою гордость. Я неимоверно скучала по Александру Морозову, и спустя несколько сотен лет смогла признать это вслух. Как бы сильно я не сопротивлялась в самом начале, мы действительно были связаны, неразрушимой нитью, которая сейчас подрагивала в предвкушении, несмотря на все наши взаимные блоки. Дарклинг, как он предпочитал себя называть, не подпускал меня к себе, я же экранировалась от него в течении дня, выстраивая все более прочные стены, но ночью он всегда был сильнее. Ему удавалось все глубже проникать в мои сны и в мое подсознание, узнавать все больше о моем окружении, он всегда был невероятно наблюдательным и слишком сильно хорошо успел изучить меня и мои привычки, поэтому я не переставая переезжала, меняя имена, меняя акцент и свое поведение, даже социальный слой [я всегда была очень способной ученицей], но чаще всего часовые пояса, чтобы у меня было преимущество перед ним. Это выматывало, но в то же время, я не могла отказать себе в подобном удовольствии — вглядываться в каждую тень, ожидая увидеть отблеск внимательного взгляда серебряных глаз; быть постоянно наготове, оглядываясь через плечо; путешествовать налегке и не привязываться близко к людям, нигде надолго не задерживаться. Он был прав, он был раздражающе прав. В конце концов, у меня не останется ничего, кроме него. Пока этот мир окончательно не сойдет с ума, вызывая ярость всех древних Святых. Впрочем, мы с Александром были обречены — Тьма и Свет являются вечными и бесконечными, от начала времен и до самого конца. Нас призовут, это неизбежно. И мы откликнемся, конечно. Но пока, время у нас еще есть. Целая вечность впереди.

Его сторона связующей нас нити в нетерпении подрагивала, передавая мне часть его эмоций. Но я тоже была напряжена, не в силах более быть не с ним. Я знала, что он близко, и в этот раз подавила инстинктивное желание сорваться с места. Мне нужен был мой Александр — сейчас, сегодня и на целую вечность. Не уверена, что смогу снова от него сбежать, но не могу не признать, что наши воссоединения всегда были очень.. бурные и страстные. Как хорошо, что я давным давно разучилась смущаться и меня перестало волновать чужое мнение, иначе я неизменно бы краснела, встречая осуждающий взгляд своих соседок. Я любила его, он любил меня — почему мне должно быть стыдно?

— Ты опоздал, — я не в силах сдержать веселой усмешки, чуть качая головой. Я специально не стала запирать дверь, зная, что его в любом случае не остановит ни один из созданных людьми замков, а хозяйку моей квартиры не хотелось лишний раз волновать, продолжая меланхолично скользить взглядом по спокойной воде канала, который протекал под моим окном. Мне нравилось в Чехии, эта страна практически не поддалась веяниям цивилизации, сохраняя привычный мне дух старой Равки. Возможно поэтому, Александру не составило особого труда найти меня здесь. Впрочем, последний год я особо и не скрывалась от него, подсознательно я хотела, чтобы он меня нашел, поэтому и оставляла для него след из хлебных крошек. Поэтому вместо привычной домашней пижамы, состоящей из мешковатых штанов и очень свободной футболки, на мне специально купленный для подобных случаев комплект из кружевных топа, шорт и короткого халата. Все черного цвета, разумеется. В холодильнике ждет своего часа бутылка шампанского и тарелка с клубникой. Я тоже умею делать сюрпризы. Я ждала тебя, любимый. нам иногда не нужны слова, чтобы выразить свои чувства.

Великий Панем.
Город-государство, построенный на развалинах старого мира. Капитолий — столица государства, неизменно поражает воображение, заставляя вас приоткрыть в изумлении рот. Вокруг роскошь и золото, а на деле это лишь пыль, старательно пускаемая в глаза обывателей, задабривая их и старательно отвлекая внимание от происходящего за границами столицы. Власть находится в руках одного человека, обладающего нужными связями и огромным состоянием. Система работала идеально. Тринадцать дистриктов разделили между собой обязанности, каждый знал свое место и свою цель — общее благополучие. Тоталитарная диктатура. По опыту прошлых лет могу заметить, что этот режим является наиболее выгодным и перспективным. Сильная власть обеспечивает достаток и безопасность своих подданных. Вот только не все способны видеть перспективы. И не все оказались готовы мириться с временными неудобствами, словно забыв уроки прошлых лет. Сильное государство основано на крови, и это совершенно неоспоримый факт. Панем выбрал сценарий Рима, и не прогадал. И пусть наши истории получили свое начало на территории древней Греции, которая сейчас скрылась под метровым слоем воды, достичь пика нашего могущества мы смогли только в Риме. Виктория всегда была сильнее. И более жестокой, беспощадной. Она не прощала неудач и проигрышей. Она всегда умела красиво мстить. Но тем не менее, она — это я. Я никогда не умела контролировать смену сущностей, пусть и отчаянно пыталась. Мое окружение влияет на то, кем я буду, как бы странно это не звучало. И последние века я провела, как Виктория — жесткая, резкая, наглая, уверенная в себе. Она не умеет уступать. Головная боль стала моей постоянной спутницей, наравне с голосами десятка личностей в моей голове. Но громче всех звучит её голос.

Панем пал?
Эхо недавно прокатившейся войны до сих пор чувствуется.
Это и повисшие в воздухе отчаяние и страх, щедро приправленные горечью и скорбью. Это и повсеместные разрушения, которые со временем будут ликвидированы. Это затравленность в глазах людей, которые спешат поскорее оказаться в иллюзорной безопасности своих домов. Это отряды миротворцев, которые стабильно, раз в час, патрулируют улицы городов, высматривая потенциальных мятежников. Это восемьдесят процентов ложных арестов и сорок пять процентов ошибочных казней. Единственный способ восстановить порядок и доказать свою власть — это применение силе. И правительство не скупится на вооружение, ужесточая меры контроля. Виктория торжествует, празднует победу. Это её достижение. Её никогда не смущала проливающаяся во имя великой цели кровь. Возможно, мне тоже стоит махнуть на подобное рукой. Люди неизменно придумывают способы убить друг друга. И им не требуется вмешательство богов.

Катастрофа, ставшая результатом войны богов более тысячи лет назад, едва не стерла человечество с лица земли. Землетрясения, извержение всех вулканов одновременно, наводнения, глобальное изменение мира — в один момент погибла примерно треть людей, а в последующие годы еще столько же от голода и локальных стычек. Потребовалось не менее десятилетия, чтобы ликвидировать последствия и хоть как-то скоординировать действия лидеров государств, оставшихся в живых. Мир сильно изменился за прошедшие сотни лет. Во всем. Часть материков оказалась погружена под воду, исчезли привычные государства и страны. Теперь не имела значение национальность или раса человека, на первое место выдвигалась польза, которую о мог принести. Ценились военные, медики, ученые, на второй план отступали учителя, менеджеры и другие офисные работники. Стань полезным — или умри. Жестоко, но действенно. Не сразу, но тем не менее, люди приспособились. В этом особенность их расы. Они неизменно выживают. Это всегда меня интриговало в них, поэтому я не отказывала себе в удовольствии жить среди них. Иногда влюблялась даже, проживала с ними жизнь, пока не появился он.

Вам всем знакомо его имя.
Александр Македонский. Ричард Мортон. И еще несколько имен, которые он примерял на себя. Мне все же удалось добиться своего. Он получил бессмертие, став моим до конца времен. Вот только конфликты между нами не исчезли. Даже став новым богом он так и не понял. Не смог почувствовать влияния смертных на нас в полной мере. Я никогда не пыталась скрыть от него свою истинную сущность, но он всегда считал это не более, чем игрой. Так и не осознав тот факт, что у меня нет контроля над всеми моими сущностями. Да, во все времена существует лишь одна богиня победы, вот только ее представляют всегда по-разному. И это действительно влияет на мою личность, изменяя черты моего характера. Подстраивая по какие-то нормы и образы.

Вследствие всего происходящего у меня случилось расстройство личности. А головная боль и вовсе сводила с ума.
Поэтому я не знаю, что именно мною руководило, когда я шептала новому президенту Капитолия свою идею. Восставшие дистрикты должны заплатить за свое преступление. И уничтожения номера Тринадцать недостаточно. Каждый год каждый дистрикт должны отправлять двух детей, мальчика и девочку, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, на специальные Игры на выживание, в которых в живых останется только один. Да, я невольно вспомнила легенду о Минотавре и возможно вдохновилась ей, если можно так сказать. И вот я смотрю на смертных с Олимпа. И не могу найти в себе сил испытывать угрызения совести. Они это заслужили.

Я чувствую твое недовольство, Александр, — намеренно использую имя его прошлой жизни, скрещивая руки на груди. Я стою на краю мира, на Олимпе, наблюдая за подготовкой к первым играм. Я всего лишь дала им идею, они же сами довели ее до совершенства. И после этого боги жестоки? Я вижу перспективы, и я знаю, чем все закончится. Какие Игры и почему станут последними. Может быть изначально мои действия были лишь необдуманным порывом, сейчас я твердо осознаю тот факт, что именно так и должна сложиться история человечества.

Автомобиль, принадлежащий ВВС США, вез Саманту в гору Шайен. Она смотрела в окно, но совершенно не видела, что там происходит, погруженная в свои мысли. Ее сердце бешено колотилось от переизбытка адреналина и пыталось выскочить наружу — толи от радости, толи от волнения. А может от того и другого разом. Она уже знала о нападении на базу звездных врат, совершенное через эти самые врата к тому моменту, когда ей сообщили о новой миссии. На Абидос отправят развед отряд и она в его составе. В тот момент она готова была прыгать от радости — ей доведется пройти через пространственный тоннель! Она могла об этом только мечтать. Да что там, она об этом мечтала уже четыре года, с тех пор, как попала в программу ЗВ. Каково же было ее разочарование, когда в прошлый раз эта возможность буквально уплыла из ее рук из-за непредвиденных обстоятельств. Но теперь все иначе. Ее утвердили в состав отряда (спасибо Хаммонду), и никакие факторы не помешают ей попасть на ту сторону врат теперь. Она уже изучила список тех, кто отправится на Абидос. Разумеется, среди них был О’Нилл и два его человека, как уже имевшие необходимый опыт, а так же еще несколько солдат. И сейчас ей предстояло познакомиться с ними. Прибыв на место, Картер при сопровождении спустилась на лифте на самый нижний ярус, где располагались сами врата и пункт управления. Она бывала здесь раньше, но еще не видела их полного запуска. По дороге ей сообщили, что брифинг уже начался и ждут только ее. Уже подходя к переговорной, она услышала обрывок диалога:
— Картер наш специалист по звездным вратам — произнес Хаммонд.
— Откуда он переведен? — в этот момент Сэм уже зашла в помещение и поэтому тут же внесла поправку, стоя еще в дверях.
— Она переведена из Пентагона — войдя внутрь, она заняла позицию около свободного стула, как раз напротив говорившего. Учитывая, что он был единственный полковником из присутствующих, с кем Картер не была знакома, она сразу же догадалась, что это и есть тот самый Джонатан О’Нилл.
— Полковник О’Нилл, капитан Саманта Картер к вашим услугам — представилась она, отдав честь и рассматривая стоявшего перед ней мужчину. Высокий, средних лет, с темными проницательными глазами, довольно привлекательный не смотря на седину. Хотя это к делу не относилось. Его товарищи тут же постарались задеть ее, но она с привычной легкостью парировала все колкости. Женщине в этом патриархальном мире довольно сложно вращаться в таких кругах, поэтому нужно иметь острые зубки и уметь за себя постоять. Картер умела.
— Тот, кто впервые пройдет через звездные врата, должен подготовиться к том, что его ждет — начал О’Нилл, явно стараясь запугать Сэм предстоящими трудностями. Только это было не так-то просто. Да, у нее не было практического опыта перехода через врата, чем могли похвастаться трое сидящих перед ней мужчин, но зато в теории она знала об этой технологии такое, что им даже не снилось. Поэтому любые слова о предстоящих сложностях она встречала улыбкой.
— Я помню ваш отчет первой миссии. Я готовилась к этому всю жизнь — постаралась успокоить полковника Саманта, всей уверенностью в голосе давая понять, что о ней не стоит беспокоиться. И вновь последовали комментарии от сослуживцев О’Нилла. Кавальски и Фаретти — вспомнила Картер. Но и здесь она с легко парировала, объясняя все их страшилки научными заключениями. Но вот полковника явно не обрадовало нахождение в отряде еще одного ученого, о чем он не преминул сообщить генералу. Сэм внутренне напряглась, готовясь к длительной обороне — на теплый прием рассчитывать не приходилось. Но теперь Хаммонд заступился за нее, давая понять, что ее место в этой миссии решено. Девушка даже мысленно выдохнула. Ее хотя бы внезапно не выгонят с миссии — она здесь на законных основаниях. Хотя попробовали бы они это сделать. Кажется, стоит немного прояснить ситуацию.
— Я изучала технологию звездных врат за два года до того, как Даниэль Джексон привел их в действие и вы двое прошли через них. Мне тогда следовало пройти туда. Вы и ваши люди примете тот факт, что теперь я туда попаду? — пояснила Сэм, заканчивая свою речь с откровенным вызовом, даже не смотря на то, что О’Нилл был старше по званию. Она прекрасно видела, что он не доволен ее участием в миссии. Ее раздражали эти шовинистские замашки и она с привычным упорством готова была доказывать, что находится здесь не просто так.
— При всем уважении, доктор… — начал было полковник, но она прервала его. Внутренне Картер начинала потихоньку закипать. Из-за этой троицы, возомнившей, что они априори круче и важнее по половому признаку, они вынуждены тратить время брифинга на выяснение отношений. Но и пропустить все это мимо ушей и скромно промолчать Саманта не могла — ее внутреннее «я» требовало самоутверждения и расстановки всех точек на I.
— К человеку принято обращаться по званию, а не по профессии. Зовите меня капитан, а не доктор — с едва уловимыми нотками ехидства в голосе попросила Сэм.
— Участие капитана Картер не прихоть, а приказ — вновь вмешался в перепалку Хаммонд.
— Я офицер ВВС, полковник, как и вы. И то, что мои половые органы находятся внутри, а не снаружи, как у вас, не значит, что я не справлюсь с тем, с чем справляетесь вы — судя по взглядам Кавальски и Фаретти, им она тоже не нравилась и все ее слова они в серьез не воспринимали, но за ее диалогом с О’Ниллом наблюдали с большим интересом. Пожалуй, будь у них такая возможность, они начали бы делать ставки.
— Ничего не поделаешь с тем, что вы женщина. Я люблю женщин. А вот с учеными у меня всегда небольшие проблемы — лениво заметил полковник, все больше раздражая Картер своей самоуверенностью.
— Полковник, я больше ста часов провела на вражеском корабле во время «Бури в пустыне». Этого хватит? Или мне заняться армреслингом? — привела еще один довод Саманта. Это начинало надоедать, но, кажется, они оба были слишком упрямы, чтобы отступить. Наверное, это могло продолжаться еще долго, если бы в их спор не вклинился один из офицеров. Теперь капитан превратилась в слушателя, боясь упустить какую-нибудь важную деталь. В ходе брифинга у нее появилась возможность услышать от полковника не очередную колкость в свой адрес, а вполне разумное замечание на тему «Почему не стоит закапывать врата». Что ж, он мог приводить доводы не только в спорах с женщинами, ибо в данной ситуации она была с ним солидарна. Ничего особо важного так и не сказали. Разве что генерал одобрил переход на Абидос. В конце совещания Сэм встретилась взглядом с О’Ниллом и подумала, что может быть, он не так уж и плох, просто им стоит немного привыкнуть и узнать друг друга получше.
Когда отряд был готов к миссии, все собрались в зале врат. Картер впервые наблюдала полную активации врат и образование горизонта событий. Это было потрясающее зрелище! Даже сложно было представить, сколько энергии потребляло и перерабатывало это устройство для создания тоннеля между двумя планетами, разделенными сотнями, а может и тысячами световых лет. Это было невероятно. Хотя подсчитать расход было как раз таки реально. Любой ученый мог бы отдать душу только за то, чтобы это увидеть, а ей доведется пройти этот путь и оказаться с другой стороны. Раньше она только мечтала об этом и вот, наконец, мечта станет явью. Что ждет ее с той стороны? Нет, что ее там ждет она приблизительно представляла — читала отчет О’Нилла и не раз. Но сам переход. Путешествие должно длиться секунды, но какие ощущения она испытает при переходе и после него? Все это тоже было в отчете полковника, но Картер рассматривала процесс с точки зрения науки и поэтому копала глубже. Ее тело будет расщеплено на атомы, а может быть и на куда меньшие частицы, а потом будет воссоздано в миллионах и миллиардах миль отсюда в том же порядке. Разве это не чудо? Да, будет немного некомфортно от компрессии, необходимой для восстановления плотности тела, но оно того стоило. Пока Хаммонд давал последние указания, Саманта словно зачарованная наблюдала за вратами. Но нужно было отправляться в путь. Отряд вошел в горизонт событий и остались только она и полковник.
— Капитан? — произнес О’Нилл.
— Не волнуйтесь, я вас не разочарую — произнесла Сэм, с широко раскрытыми глазами изучая представившееся зрелище. Переполненная эмоциями, она совершенно забыла, что совсем недавно злилась на него.
— Отлично. Но я только хотел сказать дамы вперед — сказано без ехидства, но даже его капитан сейчас пропустила бы мимо ушей — врата были куда интереснее и заполняли сейчас все ее мысли.
— Я вам понравлюсь, когда вы узнаете меня лучше — улыбнулась Картер, отвлекаясь наконец от врат. Ее настроение сейчас было на высоте и она готова была полюбить кого угодно, даже этого самоуверенного полковника.
— Я уже вас обожаю, капитан — саркастично заметил Джонатан, но Саманта не обратила внимания на его интонацию. В ее голове уже происходили различные вычисления.
— Боже мой! Посмотрите на это! Энергия, которую излучают врата для создания пространственно-временного тоннеля невероятных размеров. Правильнее сказать, астрономических — Картер протянула руку и коснулась того, что казалось поверхностью воды. От ее прикосновения по линии горизонта разошлись волны — Видно даже колебание поверхности — восторженно добавила девушка. Однако в полной мере восхититься работе врат и всплескам энергии на границе тоннеля Саманте не удалось — ее бесцеремонно схватили за рюкзак и толкнули прямо в горизонт событий. Мир вокруг закружился.

Я всю жизнь чувствовал себя разочарованием едва ли не вселенского масштаба. Иногда мне кажется, что любой, оказавшийся слишком близко ко мне, рано или поздно поймет, что я – не то, что ему нужно. Друзья, подруга, семья – все они, а особенно мои идеалисты-родители считали меня сущим разочарованием, столкнувшись с разными у нас с ними взглядами на слишком многие вещи: ценности, чувства, будущее.

Стучать по барабанам, колесить по стране – ах, родители бы даже расстроились, узнав, что все обстоит гораздо лучше, чем они себе это представляют, в красках описывая родственникам своего непутевого сына, не пожелавшего потуже затянуть галстук и, взяв в руки дорогущий портфель, оказывать людям юридическую поддержку. Мать, должно быть, вздыхает, нервно сжимая в ладонях белоснежные салфетки, когда рассказывает о том, как её сын мотается по вонючим и дешевым отелям, таская за собой барабанную установку и «того наглого мальчишку». А отец поддерживает её, причитая о том, что рассчитывал, как я пойду по его стопам, став отличным адвокатом. По их мнению, я должен был скатиться на самое дно жизни, отказавшись от их покровительства и будущего, которое они мне готовили – часто мне даже хотелось прислать им газетные вырезки или чек на крупную сумму. Пусть мы и не звезды вселенского масштаба, но мне достаточно и того, чего мы добились.

Школьные друзья, наверное, уже и забыли обо мне – пареньке, предпочитавшем общество другого парня, вместе с которым они создавали, по их подростковому мнению, шедевры. Один – выходец из богатой семьи, место в элитной школе которому досталось по воле и желанию родителей; второй – обычный парень, приехавший откуда-то издалека и каким-то чудом выцарапавший место в их дорогущей школе. Кто знал, что богатенький Бен (Бенджамин, сказала бы мама, противно растягивая букву «е», У тебя прекрасное полное имя, не сокращай его до обывательского «Бен.») сойдется с забитым Френсисом, что услышит его пение, задержавшись однажды в школе? Кто мог предположить, что случайно брошенная мною фраза приведет нас через редкие разговоры и неловкие совместные репетиции, с которых все начиналось и которые я предпочитал частным урокам, получая после нагоняй от отца, к тому, где мы сейчас? Кто знал, что я влюблюсь?

Ты любишь славу. Иногда мне кажется, что ничего иного, кроме света софитов и оваций фанатов тебе и не нужно, но потом мы получаем чек, который ты спешишь обналичить и спустить на дорогую одежду и бары, и я вспоминаю, что кроме славы у тебя есть еще одна страсть – деньги. Ты купаешься в любви: фанатов, мужчин, вспышек камер. У нас вряд ли есть фанаты за пределами Америки, мы не звезды мирового масштаба, но тебе хватило даже той славы, что у нас есть, чтобы утонуть в ней. Любишь ли ты кого-то кроме себя, Френсис?

Всё начиналось совершенно иначе: играли в барах, на студенческих вечеринках, получая в качестве оплаты аплодисменты толпы и хвалебные отзывы в твиттере. Это было восхитительно – этот легкий мандраж перед выступлением, первые удары по барабанной установке, твой голос, который даже спустя года я нахожу прекрасным. Погружая после выступлений тяжелую барабанную установку в фургон, мы часто сталкивались со студентами, хвалившими наше выступление – мне этого было достаточно. Всегда было достаточно просто знать, что наша музыка кому-то нравится, что мы не зря переругивались, подбирая ритм и аккорды к очередным написанным тобою стихам. Тебе этого было когда-то достаточно – разве не помнишь, как мы едва ли не в слезах принимали первые аплодисменты фанатов полтора года назад, с каким трепетом относились к первым положительным отзывам о нас?

Где всё это? Где мы теперь?

Брошенный колледж, разочарование в глазах матери и брошенная отцом на эмоциях фраза – и у меня нет пути назад. Меня пытались «вразумить», меня обещали устроить в университет даже в сентябре, когда прием заявлений уже давно был закрыт, предоставили выбор: семья и их деньги или наша наивная поездка по стране с альбомом, записанным на тогда еще отцовские средства. Я выбрал второе: музыку, фанатов, нашу маленькую группу, ставшую мне семьей. Я выбрал тебя. Быть может, ты станешь единственным человеком, которого я не разочарую?

Хотя иногда мне кажется, что рано или поздно это я в тебе разочаруюсь. Возможно ли вообще такое? Я восхищаюсь каждый день – твоим стилем, общением, идеями и умением из любой ситуации выйти победителем, восхищаюсь тобой. И, наверное, мне стоит задумываться об этом чаще, ведь стоит тебе понять, ты веревки из меня вить начнешь – ты уже это делаешь. Будишь в четыре утра настойчивым телефонным звонком и требуешь явиться как можно скорее в ближайшее отделение полиции – и бросаешь трубку. В этом весь ты, Френсис: никаких деталей, никакой конкретики, напугал меня до чертиков. Сна уже ни в одном глазу, несмотря на то, что я не проспал и четырех часов. Не зная, чего ждать и насколько все серьезно, собираюсь в рекордное время и вылетаю из квартиры, не забыв прихватить бумажник, как ты и настаивал.

В полиции меня встречает уставший полицейский, который потребовал с меня девятьсот долларов. За твоё освобождение, за барную стойку, которую ты каким-то чудом умудрился сломать, и пьяную драку – просто прекрасно. Я слышал – не от тебя, разумеется, ты бы ни за что в жизни не рассказал о чем-то, что посрамит твою репутацию – раньше о твоих пьянках, пару раз натыкался на новости о случаях с твоим участием, вышедшим из-под контроля, но считал это не более чем журналистской сплетней, не подтвержденной доказательствами. Считал до тех пор, пока не столкнулся с этим сам – а была ли замешана полиция ранее? Насколько глубоко ты погряз во всем этом, Френни?

Мне ничего не остается, кроме как молча согласиться с офицером и отказаться выслушивать подробности – уж деталей мне и правда не нужно. Выплачиваю штраф, подписываю необходимые бумаги и даже каким-то чудом умудряюсь накинуть две сотни сверху, попросив молчать прессе и забыть о нашем присутствии в этом месте. Ты же выходишь ко мне с видом, словно бы ничего и не случилось, забираешь куртку и удаляешься. Киваю офицеру, подхватываю твои вещи: кошелек, телефон, какие-то бумажки – даже знать не хочу – и спешу за тобой, уже ждущим меня с сигаретой в зубах.

- Объяснишь, что это было? – Интересуюсь я, как только твои вещи перекочевали обратно в карманы твоей куртки, и мы направились вниз по улице. – Френни, ну сколько можно? Неужели и все те новости о твоих буйных вечеринках с кучей парней были правдой? – Устало потираю переносицу. Все силы словно испарились, а адреналин, на котором я летел в полицию и разбирался с офицером, исчез также быстро, как и появился. Чувствую себя глупо, словно бы обижаюсь из-за того, что меня не позвали. Нет же, нет-нет-нет, не в этом дело! – Помнишь, как все начиналось? Как мы выступали на разогреве у какой-то тухлой студенческой группы? – Нас было двое: мои барабаны, твой голос и твоя гитара. Мы звучали слабо, откровенно слабо, но каким-то чудом мы понравились им – публике. Нас не закидали помидорами, что я уже счел бы успехам, но нам даже аплодировали, и какая-то девушка после выступления поблагодарила нас лично – ей мы понравились больше, чем те студенты. Где всё это теперь?

— Рахло, я клянусь, если ты сейчас не... — закончить фразу и призвать на голову будущего выпускника [где то золотое время, когда Андрей был миленьким первокурсником, который смотрел на волшебство вокруг широко открытыми голубыми глазами] все небесные кары я не успеваю — громкий рев Ртутного на какое-то мгновение даже немного оглушает меня. Все драконы в последнее время были очень нервными, чутко реагируя на изменения магического поля, так что тренировки зачастую сопровождались опасностью быть сожженными дотла даже условно "своими" воротами — не спасла бы даже лучшая упырья желчь, но особого выбора у нас не было. Матч с джиннами неуклонно приближался, а команды не было от слова совсем.

Были игроки. Игроки хорошие, даже отличные, но не сыгранные. Не переживала я только исключительно за нападение — втроем мы с Маланьей и Глебом понимали друг друга с полуслова, оказываясь в том конце поля, где были нужны, мы всегда показывали отличные результаты. Но нам предстоит игра против сборной джиннов, у которых вечность на тренировки. Нам нужны только лучшие. Также, я очень рассчитывала на Гурия и О-Фею-Ли-Ю из команды неведимок, которая в полном составе должна была прибыть на Буян, как только Магщество утрясет с Магфордом все необходимые бюрократические формальности. Чтобы они не сильно затягивали с принятием решения академик Сарданапал решительно вылетел на Лысую гору в сопровождении доцента Горгоновой для большей решительности. Так что по большому счету школа оказалась исключительно под присмотром завуча и Великой Зуби, которая была слишком рассеяна и влюблена, чтобы действительно следить за порядком. Ученикам сейчас не позавидуешь, когда Поклеп Поклепыч проявляет излишнее рвение, наказывая всех направо и налево. Как хорошо, что к нам это не относилось. Зато на нас теперь также висела ответственность за подрастающее поколение.

Где-то с неделю назад Соловей в компании Тарараха отправились куда-то вглубь нашей необъятной родины, наотрез отказываясь отвечать на какие-то либо вопросы и лишь загадочно хмыкали в кулак. Мы с Ягуном и Ванькой по старой привычке поломали было головы над очередной загадкой, но быстро махнули на это рукой — у нас и без того хватало забот. Никакого вреда эта вылазка не принесет, уже хорошо. Валялкин практически переехал в берлогу к питекантропу, без устали ухаживая за бесконечными питомцами и другим магическим зверьем, которое из-за разрывов в реальности дружно посходило с ума. Баб-Ягун разрывался между магпунктом, где помогал своей бабусе и Локтовой, и драконбольным полем, где он помогал мне. В отсутствие Соловья почетное право отбирать и тренировать потенциальных членов сборной магов, а в перспективе и Тибидохса, выпала мне. А это значило, что я практически переехала жить на драконбольное поле, проводя тут зачастую по десять часов кряду. К несчастью, слухами земля полнится, поэтому помимо учеников Тибидохса, которых еще можно было выгнать на пары или же призвать к порядку стараниями того же Поклепа, трибуны занимали магпортеры разной масти. К счастью, никто не запрещал их сглаживать или проклинать. Да и присутствие Бейбарсова и драконов [тут еще неизвестно, чье больше] сдерживало особо рьяных, которые порывались взять у меня интервью, например. Словно в подтверждение моих мыслей перед моим взором по широкой красивой дуге пролетел так некстати сунувшийся на поле фотограф, который хотел видимо сорвать куш, а в итоге попался под горячую руку, вернее хвост, к стремительному и нервному Искристому, которого раздражали вспышки.

— К дождю, — прокомментировал происходящее Ягун, поудобнее перехватывая трубу пылесоса и резко взмывая вверх в погоне за мелькнувшим чуть выше и левее желтым боком одурительного мяча. Проследив действия друга, невольно поморщилась и чуть прикусила губу, поймав себя на мысли, что непроизвольно делаю характерные движения кистью. Вот сейчас бы ему сделать бочку, уходя от столкновения с противником, а после сбить мяч вихревым потом в сторону купола, чтобы спружинив от него, он угодил прямо в руки Маше Феклищевой, которая так удачно оказалась на его возможной траектории. На данный момент я раздумывала, стоит ли включать Ягуна в основной состав или оставить его на скамейке запасных. Игра в любом случае предстоит достаточно жесткая, у него будет шанс проявить себя. Сделав мысленную пометку, обращаю внимание на другой конец поля, где царил Ртутный, кинжальными плевками пытаясь подкоптить малышей купидонов в желто-черных подтяжках, что придавало им сходство с пчелами-переростками. Собственно, на этом моменте меня и прервали — кто именно запустил почтальонов на поле и вырядил их таким образом, я догадалась сразу же, стоило мне увидеть выражение лица Рахло и [каюсь] подзеркалить его. До уровня Ягуна мне было далеко и пробить ментальный блок Бейбарсова все еще не удавалось, но дед говорит, что я делаю успехи. Когда не ругает меня за безалаберность, разумеется.

От воплощения так и не высказанных угроз, Андрея Рахло — талантливого, но немного безалаберного мага и подающего надежды защитника, спасла Грааль Гардарика, которая в этот момент полыхнула семью радугами, в этот раз практически полных десять секунд, напоследок оставив алое зарево, которое постепенно бледнело. Для справки, у выпускника Тибидохса — это обычно порядка шести секунд, а у мага уровня академика — не менее двенадцати. Гость к нам пожаловал не самый обычный. Нахмурившись и убрав с лица лезущие в глаза из-за завихрений воздуха от драконьих крыльев волосы, перехватываю необычайно сосредоточенный взгляд Ягуна, который как раз приземлился на песок.

— Ягун, остаешься здесь, проконтролируешь драконов и... их, — так и не найдя подходящего эпитета, широким взмахом окидываю все поле, после щелчком пальцев подзывая контрабас и смычок, произношу тоном не терпящим возражения, проверяя натяжение струн и полировку. С этими тренировками я уже не помню, когда последний раз летала — впрочем, они и нужны были не мне, нескромно будет замечено. Мы оба знаем, что подлететь незаметно шансы есть только у меня — после очередного усовершенствования, мотор пылесоса внучка богини ревел так, что впервые услышавшие его жар-птицы от ужаса потускнели ровно в половину. Кто-то из особо острых на язык третьекурсников авторитетно заявлял, что бедные птички просто-напросто поседели, доводя чуткого к таким вещам Ваньку.

— Если что, я Глеба позову, — поспешила добавить, прежде чем Ягун успел открыть рот и возразить. Бейбарсов, также как и я не нуждающийся в постоянных тренировках, в данный момент помогал Поклепу в наложении защитных завес и очистке подвалов от расплодившейся нежити, укрепляя заодно общее защитное поле. Но я знала, что если мне будет угрожать опасность — он в следующее мгновение окажется рядом. Убедившись, что контрабас полностью готов и едва ли не подрагивает от нетерпения, поудобнее перехватываю смычок и запрыгиваю на летательный инструмент, в то же мгновение срываясь с места. От пьянящего ощущения полета на губах сразу же появляется широкая улыбка и хочется даже петь, но я благоразумно держу себя в руках, направляясь в сторону появления предполагаемого гостя.

И буквально через две минуты полета замечаю одинокую фигуру, ведущую под уздцы коня, неторопливо бредущую в сторону подъемного моста, где нес свой пост циклоп Пельменник. Что-то в мужчине кажется мне знакомым, поэтому не теряя времени, чуть ускоряюсь и обгоняю, чтобы мягко приземлиться прямо перед мордой коня, который отнесся к моему появлению с вежливым индифферентным интересом статуи, то есть, даже ухом не повел. Подхватывая контрабас под днище, а после ухватив за гриф, перевожу взгляд на нашего гостя и невольно замираю на месте, в удивлении приподнимая брови и едва ли не спотыкаясь.

— Кощей? — в отличие от своего почти тезки, этот был намного приятнее в общении, но в целом, его появление не может означать ничего хорошего, учитывая все, что происходит в мире. Но тем не менее, приветливо улыбаюсь, зачем-то махнув ему рукой с зажатым в ней смычком. — Какими судьбами? — стараюсь говорить легко и непринужденно, но напряжение и опаску в моем голосе едва ли можно не услышать.

Я снова просыпаюсь одна, но тем не менее не могу сдержать совершенно глупой, широкой улыбки. Кто бы мог подумать, что дорога моей жизни совершит такой поворот. Переезд в Централ-Сити в конечном счете не только позволил мне отомстить за смерть отца, но и дал новую причину жить. Потягиваюсь, переворачиваюсь на его сторону кровати, уткнувшись лицом в подушку и вдыхая его запах. Барри ушел не так давно. Поднимаю голову, находя взглядом часы и тут же резко вскакивая. Уэст меня убьет, совершенно забыла, мы ведь с Джо договаривались встретиться сегодня, обсудить отчет о последнем мета-человеке. В такие моменты нереально завидую скорости своего Флэша. У меня уходит целых двадцать минут на то, чтобы умыться/собраться/переодеться. И еще десять минут, чтобы добраться до дома напарника. Мне хватило ума сделать небольшой крюк, чтобы купить кофе и любимые пончики Джо, чтобы уберечь себя от его гнева. Увидев знакомую коробку в моей руке, старший Уэст сменил гнев на милость и пропустил меня в дом. Я решила не говорить ему, что опоздала потому, что его сын выключил мой будильник. Впрочем, не исключаю, что Барри сделал это не специально, а на автомате. Мне и самой было непривычно, что кто-то еще делит со мной жилье. Хотя засыпать с Алленом под боком было на удивление приятно и правильно чтоли, я не знаю. Словно он был ответом на все мои вопросы.
Но на глазах у Джо, мы, конечно, пытались сохранять профессионализм. Он знал о том, что происходит между нами и даже кажется был не против. Что не мешало ему постоянно подкалывать нас обоих, заставляя меня краснеть. Сегодня он в порядке исключения решил обойтись без колких комментариев, что не могло не напрягать меня. Я слишком хорошо его знаю, не иначе, как он приготовил на вечер парочку сюрпризов. Тяжело вздыхаю, закрывая за собой дверь. Я поняла, это компенсация за то, что Барри делает меня такой счастливой. Негоже вкушать один лишь мед. В любом случае, Аллен стоит всего этого. Боялась я зря, Джо практически сразу переключился в режим "детектив Уэст", так что мы практически не отвлекались от отчета. Потом еще какое-то время репетировали друг с другом наши показания, пока они уже не отскакивали от зубов.

В Централ-Сити мне понравилось с первого мгновения, с первого вздоха. Город чем-то напоминал мне Нью-Йорк, но был поспокойнее и посветлее, но людей было также много. Спешат куда-то, без перерыва разговаривают по телефону, пьют кофе. Продолжают жизнь, пока мир вокруг них сходит с ума. Тут определенно не приходилось скучать. Где еще в качестве подозреваемых могут быть огромная горилла [те волосы не принадлежали человеку] и человек-акула, а среди обычных арестованных попадаются способные на самые настоящие чудеса. Превращать свое тело в песок? Какие же возможности перед ним открывались, вот только он использовал их, чтобы причинять боль. Мне правда нравился этот город. И как же можно забыть местную знаменитость. Самый быстрый человек на Земле. Флэш, как его все называли. Красная Молния. Интригует, неправда ли? Всем было интересно, кто же скрывается под маской, но разве не в этом смысл всех супергероев. Не это ли привлекает к ним? Аура секретности. Загадка, которая просто требует, чтобы ее разгадали. Мне не очень хочется вспоминать первые пару месяцев жизни в этом городе. Зачем ворошить прошлое, когда мое настоящее такое.. идеальное? К сожалению, не все мета-люди, вернее, кроме него, все остальные, получившие способности предпочитают стать преступниками. Но хуже всего, когда силу получают самые недостойные. Такие как тот, кто убил моего отца. Неужели в этом мире нет ни капли справедливости?

Впрочем, разумеется, я преувеличиваю. Молитвы сотен тысяч людей были услышаны. И мне это было слишком хорошо известно. Барри сейчас где-то, спасает мир в компании с Бэтменом и Чудо-Женщиной. И с этим надо было как-то жить.

После короткого визита в департамент, чтобы оставить там документы и расписаться в заявлении на отпуск, я делаю короткую остановку в излюбленном командой Флэша итальянском ресторане, делая стандартный для нас заказ, направляясь в лабораторию СТАР-лабс. Раз уж я выходная и у меня выдалось несколько часов свободного времени, почему не посвятить его моему хобби? Я отказалась от идеи обучаться на криминалиста, но продолжала изучать предмет, чаще всего надоедая Барри и проводя в его лаборатории непозволительно много времени, а иногда действуя на нервы Кейтлин или Циско, задавая им тысячу и еще сотню вопросов. Но на самом деле, не все было так плохо - мой опыт работы в качестве детектива и изначальное желание поступать на медицинский факультет играли мне на руку - я, как минимум, знала основы и механизмы основных процессов в организме человека. Пару раз у нас с Кейтлин даже возникали жаркие споры, которые быстро сводились на нет с помощью восхитительной еды из ближайшего ресторана итальянской кухни и неплохого французского вина.

Реагент подобострастно пенится, когда я добавляю кислоту в заранее подготовленный раствор, заставляя меня с негромким недовольным звуком отстраниться как можно дальше от пробирки, которая решила примерить на себя роль действующего вулкана. Сноу определенно меня убьет за свои драгоценные пробирки. Смыть осадок с некоторых после опытов мы так и не смогли. Поправляю очки на носу, надиктовывая результаты на диктофон, установленный в телефоне, когда слышу за спиной тяжелые шаги и невольно напрягаюсь. Я не ждала гостей. Джо, как и положено в заслуженный выходной, оккупировал диван и отказывался его покинуть, даже если на носу конец света. Айрис вторые сутки пропадала в редакции, пытаясь бороться с бюрократией и заставить своего начальство выпустить в печать свою статью, которая обличала коррупцию на высшем уровне в городе. Кейтлин попросила об отгуле, которому никто не удивился и даже обрадовался - доктор Сноу игнорировала даже намеки на отдых в течение пары лет. Циско, по его собственному заверению, находился на грани открытия, которое должно было изменить жизнь всех людей, поэтому не покидал стены своей лаборатории. Иногда ему приносили еду и периодически тыкали в бок, вызывая резонное возмущение и утверждаясь в мысли, что Рамон в полном порядке.

Медленно поворачиваюсь, тщательно изучая взглядом темную фигуру, возникшую на пороге лаборатории. Голос звучит с нотками механики, но это меня ни капли не задевает. Барри и сам частенько заставляет свои голосовые связки вибрировать, чтобы оставаться инкогнито.

- Флэш сейчас отсутствует в городе и даже в стране, может быть я смогу вам помочь? - я пытаюсь говорить легко и непринужденно, заглушая тянущую боль в сердце, заставляя себя не бояться, верить в то, что Барри вернется ко мне целый и невредимый - ведь он же Флэш, самый быстрый человек на земле. С ним не может случиться ничего плохого.

- Вы ведь Зеленая Стрела? Много слышала о вас, - не сдерживаю негромкого фырканья, опуская голову и отводя взгляд от нежданного гостя, невольно скользя ладонью по пистолету, скрытому халатом. Меня утешает тот факт, что двумя этажами выше находится Циско, чье внимание я могу привлечь нажатием пары клавиш на консоли. Да и Барри мне много рассказывал про Стрелу, он входил в число доверенных лиц для спидстера. Вот только что-то в поведении и жестах лучника кажется мне до ужаса знакомым и немного смущающим.

Утро выходного дня началось, как ему и положено, уже далеко за полдень, и проснулась я в пустой и уже остывшей постели. Глеб был той еще совой, но в сне нуждался не так сильно, как я. Читер-некромаг. И хотя натренированное за годы жизни у Дурневых, а после и в Тибидохсе тело, умело подниматься с первым звонком будильника, я все же предпочитала после пробуждения еще какое-то время нежиться в постели, если обстоятельства позволяли и не надо было никуда спешить, никакой мир в очередной раз спасать. Бейте меня за это ногами, да. Отсутствие Глеба в нашей постели в выходной объяснялось просто - не нужно обладать усиленным слухом, чтобы услышать громыхание посуды на кухне и тихое переругивание. В приготовлении завтрака на двоих явно принимало участие третье лицо - наш семейный домовой, который по степени вредности мог дать фору даже старику Феофилу. По привычке позеркаливающее меня кольцо громко и выразительно фыркнуло, но от комментариев дед решил воздержаться, в тайне со мной очевидно согласный. Решив дать Бейбарсову несколько минут форы, я потягиваюсь всем телом и медленно сползаю с постели, направляясь в сторону ванной и утопая в мягком ворсе коврового покрытия. Что ни говори, а вкус у моих предков был отличный. В этом вопросе яблочку все же удалось откатиться от семейной яблони, если верить уверениям незабвенной мадемуазель Склеповой.

Спустившись на первый этаж, я обнаружила то, что и ожидала - разгромленную кухню, перепачканного с ног до головы в муке и почему-то перьях, но при этом жутко довольного Бейбарсова, тарелку с предполагаемыми блинами и нашего домового, который держал в руке пышущий жаром чайник, всем своим видом при этом выражавшего, что он-де не при делах, это все молодой хозяин учудил. Прислоняюсь боком к дверному косяку и скрещиваю руки на груди, отчаянно борясь с абсолютно сумасшедшей влюбленной улыбкой. Меня хватает ровно на две минуты, после чего я буквально складываюсь от смеха пополам, встряхивая еще влажными после душа волосами. Еще через пять минут мне с другом удается восстановить дыхание и даже принять лицу максимально нейтральное выражение под крайне неодобрительным взглядом своего мужа [о, Древнир и его предметы одежды, до сих пор непривычно].
- Где же ты так провинился, что решил приготовить мне завтрак? - склоняю голову к плечу, с хитрым прищуром смотря на своего некромага. На самом деле, наша кулинарная ситуация еще была не такая плачевная, в последний раз приготовленная мной запеканка была вполне съедобной. Опустим за скобки, что это должны были быть макароны по-флотски. Впрочем, и приготовленные Глебом блины тоже отдаленно напоминали блины. Очень отдаленно, при зрении в минус пять. Шурасик бы точно не заметил ничего необычного. Весело фыркаю, насаживая кусочек кулинарного шедевра на вилку и медленно пережевывая, словно бы в задумчивости приподнимая взгляд к потолку.
- А знаешь... вкусно, - широко улыбаюсь и звонко целую Бейбарсова в щеку, подхватывая тарелку и щелчком пальцев подзывая к себе свою любимую чашку. Я планировала взять все необходимое и позавтракать на террасе, а после приступить к разбору очередной комнаты - это была еще одна спальня, которую можно переоборудовать под будущую детскую. При мысли об этом хотелось глупо улыбаться. Мирную идиллию выходного утра прервал словно бы нарочито дребезжащий звонок нашего общего зудильника. Откровенно говоря, зудильник был Глеба, а мне было лень заводить свой, но это не важно. А возникшее на экране лицо Лены Свеколт лишило меня последней надежды - по пустякам она бы не звонила. Пришлось, на прощание чувственно поцеловав Глеба, отпустить его к сестре по дару.

И что-то мне подсказывало, что остаток дня я буду посвящена сама себе. Можно было, конечно, придерживаться старого плана и заняться наведением порядка, но после пары инцидентов со своенравными артефактами и спонтанной телепортацией, решили так не рисковать. Когда жизнь более менее пришла в подобие нормы, хочется поддерживать стабильность. С меня приключений хватило. Выбрав наименее опасный вариант, я, прихватив книгу по изучению драконов, устроилась в гостиной в своем любимом кресле. Но надолго моего внимания не хватило - большую часть информации я уже и без того знала, а остальное не казалось мне существенно важным. В конце концов, когда я поймала себя на том, что зеваю уже шестой раз за последние десять минут, я отложила книгу в сторону и с наслаждением потянулась, сцепив пальцы в замок. Кто бы мог подумать, что без Глеба мне абсолютно нечем себя занять? Когда я успела стать такой зависимой от него. Фыркнув и покачав головой от собственных мыслей, решительно встала с кресла и направилась.. на кухню, которую Прохор проводил в порядок после утреннего разгрома, что-то напевая себе под нос скрипучим голосом. Примерно также скрипит футляр от контрабаса, когда я задвигаю его на полку. Поняв, что я лишняя на этом празднике жизни, возвращаюсь в гостиную и рассеянно ее оглядываю. Подцепив со столика зудильник, от нечего делать пощелкала по знакомым каналам, но передача про брачный период болотных хмырей и его влияние на общий биогеоценоз лесов средней полосы меня не особо вдохновила. Номер Склеповой был занят, а Ягун не ответил даже на третий звонок. В раздражении швыряю ни в чем не повинное блюдце на диван.

В доме воцарилась гнетущая напряженная тишина. Лишь только размеренно тикали старинные часы, монотонно выполняя свою работу и отсчитывая неумолимо бегущее вперед время, да периодически скрипели старые доски, словно особняк тяжело вздыхал, вспоминая дела давно минувших дней, когда был наполнен жизнью и смехом. Я с легкостью могу представить, как проходит мое детство в этих стенах, как папа учит меня ходить, а мама читает на ночь сказки про принцесс и драконов. Чума отняла у меня даже надежды на нормальную семью, уж лучше бы академик решил отдать меня в детский дом, чем к Дурневым. Конечно, он не мог тогда предполагать, какая жизнь меня ждет, да я и не привыкла жаловаться, но все же.. пожалуй, никогда не смогу понять или простить старухе, что давно уже уничтожена, этого. И из головы не идет ее дребезжащий смех, который до сих пор преследует меня в кошмарах, и ее слова, о том, что мы похожи. Это была ведь всего лишь уловка, чтобы выбить меня из колеи.

Тебе не сбежать от этого, Таня, покорись мне, шепот звучит как будто изнутри головы, является тем самым пресловутым внутренним голосом. Мне удается ее игнорировать и держать под контролем большую часть времени, но иногда она собирает достаточно сил, чтобы пробить ментальные щиты. Она всегда рядом, где-то на краю сознания, не дает полностью расслабиться. А в кошмарах я вижу, как медленно превращаюсь в ее подобие, в бездушное чудовище, которое щелчком пальцев открывает Жуткие ворота и громко смеется, запрокидывая голову и встряхивая огненными волосами.

И после этого темнота. Лишь крики о помощи и реки крови. Я вижу тела моих друзей и знакомых, тела сильнейших магов с вырванными сердцами, с выражением ужаса и боли на лице от моего предательства. Бывают ночи, когда я совершенно не в силах противостоять старухе и боюсь даже закрывать глаза. В такие ночи я как-никогда близка к самому краю, но хорошо, что рядом со мной есть чуткий к подобным перепадам Бейбарсов, который не задает лишних вопросов, лишь отводит меня вниз, в огромную гостиную, взмахом руки зажигает камин и устраивается в мягком кресле, лишь своим присутствием и биением сердца отгоняя ужасы, пока я не мигая и не отворачиваясь смотрю на пляшущие языки пламени, медленно и постепенно выстраивая ментальные стены, вновь загоняя старуху в самые глубины, под сотню замков. С каждым разом все сложнее.

С момента нашего переезда не прошло и полугода. Мы постепенно, в перерывах между тренировками, разбирали комнату за комнатой, возвращая дому былое великолепие и жилой вид. Часть вещей ремонтировали магией, часть отсылали домовым в Тибидохс с соответствующей платой, а часть без сожалений выкидывали или уничтожали. У меня никогда не было ничего своего, кроме контрабаса и футляра от него, было немного дико даже мысленно говорить, что это мой дом. Вернее, теперь уже нас. Нашей семьи. Но не смотря на долгие месяцы работы, около трети комнат еще оставались в крайне запущенном виде. Бесцельно побродив по второму этажу и заглянув буквально таки в каждую из комнат, я наткнулась на лестницу на чердак, куда мы даже не заглядывали, оставив его на потом, как вишенку на торте. Покачавшись на пятках, я все же стала осторожно подниматься по ступеням, на всякий случай чуть приподняв руку с кольцом, которое отчего-то нагрелось, словно дух моего деда пытался меня от чего-то предостеречь, но продолжало хранить молчание. Приняв это за одобрение моих действий, я все же осторожно ступила на чердак, с осторожностью перенося вес своего тела. Доска скрипнула, но осталась стоять на месте. Шепнув освещающее заклинание, чуть выше приподнимаю руку, стараясь заглянуть как можно дальше. Краем глаза замечаю отблеск огненно-рыжего и поворачиваюсь в ту сторону, замечая средних размеров раму, прислоненную к стопке коробок. Делаю пару осторожных шагов в ту сторону, напряженная, как струна. В первый момент мне показалось, что это старинное зеркало, потемневшее от времени, пыли и паутины, когда я увидела там рыжеволосую девушку с непокорными кудрями, которая смотрела оттуда на меня сквозь полуопущенные веки и улыбалась так до дрожи знакомо. Рука с кольцом затряслась, когда узнавание накрыло меня. В доме никого не было почти три десятилетия, это не может быть мой портрет. Выходит, все эти рассказы, весь этот пробирающий до костей шепот - это все правда.

Решение было принято быстро, пока я не успела передумать. Я едва не спотыкаюсь на пороге, спеша покинуть чердак и сбежать от этих насмешливых зеленых глаз - на моем лице никогда не было такого выражения. Дверь за мной оглушительно громко хлопает, осознание сбивает меня с ног и лишает способности ясно соображать.

Я не ты, - голос дрожит, дыхание сбивается, когда я лихорадочно открываю ящики в нашей с Глебом спальне, в панике и ужасе забывая про то, что я ведьма. Наконец, нужны мне предмет найден. Ножницы большие, канцелярские, очень острые. Сжимаю их в руке, подходя к зеркальной двери одного из шкафов с одежды. В волосах и на плечах рубашки Бейбарсова, которую я надела сегодня утром, пыль и клочки паутины, а в глазах затравленный и безумный взгляд. Медленно, прядь за прядью, беря практически под корень, неровно из-за мелко трясущихся рук, я уничтожаю сходство с Чумой, пока в конце концов у моих ног не оказывается небольшая горка моих волос, к которым я никогда не подпускала парикмахеров. Видимо теперь придется, приводить это в порядок. Улыбка на губах медленно гаснет.

Что же я наделала?

Рука с ножницами опускается, пока другой я провожу по остриженной голове. Мне с трудом удается сдержать несколько безумный смех. А где-то внизу хлопнула дверь.